Ну что тут добавишь? Написано не просто умно, а талантливо.
Только окончательный вывод все равно остается прежним – не играть!
Тюремный юмор
Как ни парадоксально, но в тюрьме, несмотря на гнетущую атмосферу, довольно много юмора. Грубый, примитивный и по-тюремному специфичный, но все же он есть. [64] Анекдотов тюремных мало, по-видимому, творение анекдотов слишком сложно для тюрьмы. [65]
Смех – защитная реакция человеческой психики на цепь ударов и неудач, состоявшихся в последнее время. Если в тюрьме не смеяться – запросто можно «поехать». Существует хорошая английская поговорка: если смеяться и плакать одинаково бессмысленно, то лучше все-таки смеяться, чем плакать. Зэки эту поговорку вряд ли знают, но следуют ей постоянно. Чем больше вы будете смеяться и шутить, тем больше у вас останется шансов сохранить душевное равновесие и не впасть в депрессию. Нужно во всем и везде находить смешные стороны. Если таких сторон нет – надо их создавать или заставлять себя улыбаться, пусть даже окружающие думают, что вы идиот. Это не тот случай, когда мнением окружающих надо дорожить.
Юмор должен соответствовать тюрьме, быть таким же грубым и топорным, утонченные анекдоты не то что рассказывать, вспоминать не надо. [66] В качестве примера типичной вершины тюремного юмора можно привести следующий.
Сидит в общей хате какой-то чудак по фамилии Семенов (фамилия взята наугад). Сидит не слишком уютно, не играет в камере ни первых, ни вторых, ни даже третьих ролей, спит на «пальме» поближе к дючке. [67] Следствие по его делу давным-давно закончилось (мнение, что зэки долго сидят в СИЗО из-за затянутого следствия – лоховское; следствие проводится в установленные сроки, сидеть приходится долго из-за неповоротливых судов). [68] Связи с внешним миром у Семенова нет никакой, ему даже передачи некому носить, и от тоски и не определенности он пишет заявление такого содержания (стиль последующих записей полностью сохранен).
Начальнику
Спец. части СИЗО г. ...
от подсудимого
Семенова Сергея Петровича
1972 г. рожд. ст. 93 к. 1 кам. 28
Заявление
Прошу Вас сообщить мне дату моего судебного разбирательства в ... областном суде.
Заранее буду благодарен.
2.09.1999 г./Семенов/
Этот вполне обычный для тюрьмы документ Семенов пишет на тетрадном листе в клеточку через строчку и всовывает рядом с другими заявлениями в решетку возле кормушки, чтобы рано утром, когда будут выдавать суточную норму хлеба (в тюрьме это называется «по хлебам»), старший по корпусу передал всю эту писанину в спецотдел. Первая семья любой общей камеры зачастую контролирует, кто из зэков что пишет (очень благородно!). [69] По их чертячьим понятиям это объясняется необходимостью выявлять тех, кто желает попасть на встречу к куму. Можно подумать, кум такой осел, что не сумеет придумать незаметного способа встречи с нужным ему человеком (хотя, если признаться честно, кум иногда бывает именно таким ослом).
Так вот, читая заявление Семенова, самодеятельные цензоры от скуки и безнадеги тоже начинают шутить. Как умеют. В пустые строчки они вписывают свои слова, в результате чего получается вот такой шедевр тюремного юмора.
Начальнику
спец. части СИЗО г. ...
от подсудимого барбоса
не мыслящего по этой жизни
Семенова Сергея Петровича
работающим полотером в хате
1972 г. рожд. ст. 93 к.1 кам.28
при ответе не звонить, кричать в кормушку три раза –
«Семен», «Семен», «Семен».
Заявление-челобитная
Час добрый вашей хате, работы и зарплаты. Прошу Вас сообщить мне дату, которая мне как серпом по яйцам моего судебного разбирательства в этом, как вы уже знаете задроченном : областном суде. На этом «стоп», Жму краба, фарта в доме нашем.
Заранее буду благодарен.
С искренним уважением «Семен»
Привет по кругу всем достойным.
2.09.1999 г./Семенов/
Вот так. Не КВН, конечно, но тоже ничего. [70] Выше этого уровня шутить нельзя – не поймут. [71]
Татуировки
История тюремных татуировок древняя и запутанная. [72] Существует много толкований различных наколок. В МВД и департаменте имеются специальные книги и альбомы, в которых разъясняется значение той или иной татуировки. Многие «бывалые» зэки тоже любят порассказать о порядке нанесения наколок, их правильном сочетании и «грозной» ответственности за необоснованно набитую наколку.
Эти «теории» не стоят ломаного гроша. Все это бредни выживших из ума пенсионеров и «порожняки» тех, кто комплексует без общего внимания и пытается привлечь его любым способом. Никто из живых (и зэков, и ментов) не помнит того времени, когда татуировки что-то там означали и когда за неправильно нанесенную татуировку можно было нарваться на «спрос». Общее значение татуировок исчезло примерно тогда, когда зэки разучились перестукиваться через стену, то есть после расстрела последнего чекиста Лаврентия Берии. [73]
Похоже, что в скором времени татуировок в тюрьме вообще не будет, это уже и сейчас становится не модным. Раньше наколки выделяли человека сидевшего среди не сидевших, очевидно, ими гордились. Теперь же, когда на свободе тату-салонов стало чуть меньше, чем парикмахерских, а наколки бьют даже нецелованные девочки, у серьезных арестантов возникает все больше сомнений в целесообразности нательной живописи.
Администрация тюрьмы с татуировками борется. Толку от этой борьбы никогда не было и нет, зэков, расписанных, как тигры, от этого меньше не стало. Смысл этой борьбы не может сформулировать никто, для чего эта возня продолжается – тоже никому не известно, но по инерции она лениво продолжается. Иногда какого-нибудь зэка, уличенного в нанесении татуировки, наказывают, но чаще на это не обращают внимания.
Реальная опасность тюремной татуировки – заражение СПИДом. Машинка для татуировки – переделанная электробритва, краска – жженый каблук, игла ржавая и грязная. Умный арестант должен понимать, что это не самый приятный способ подцепить СПИД или сифилис.
Наколка должна что-то обозначать. Смысл армейской татуировки (как правило, убогой в художественном плане; откуда в армии взяться специалисту?) понятен: навсегда оставить след о времени, когда ты, как мужчина, с оружием в руках охранял покой Родины. Стоит ли с подобной целью лепить тюремную татуировку, сомнительно, тем более что конкретного смысла она не содержит. Больно смотреть на иного человечка: заточка у него крысы, характер овцы, мозги курицы, а на груди – леопард. Ну, и кто же он на самом деле? [74]
Наколка не может набиваться для красоты. Если появляется желание именно украсить себя татуировкой, то лучше использовать более доступные и безболезненные способы, накрасить губы, например. Что, не хочется? Тогда и наколку для красоты лепить не нужно. Учтите, мужчину по настоящему украшают только четыре вещи – это шрамы, морщины, седины и враги. Все остальное – бижутерия.
Есть еще одна беда от наколок. На улице опытный глаз сразу «выхватывает» бывалого арестанта. Один из явных признаков – в самую жару он одет в рубашку с длинным рукавом. Стыдно. Когда-то по молодости и глупости разрисовал себя, а теперь стыдно. [75]
[64]
Русские люди испокон веков славятся насмешливостью. Жизнерадостности в нас особой нету, но вот желание и, главное, умение смеяться надо всем на свете – в избытке.
При этом совершенно без разницы, где происходит дело: в доме отдыха или в тюрьме, объекты для веселья будут выявлены непременно и само веселье состоится обязательно.
Что касательно специфики – так она везде есть, специфика. Ну и что, что не всем понятно? Анекдоты патологоанатомов тоже не всем понятны, но смешными от этого быть не перестают. – Прим. Goblina
[65]
Анекдотов конкретно «про тюрьму» действительно не очень много. При этом более чем достаточно анекдотов, где тюрьма занимает видное место.
Такая наша ещё одна национальная особенность. – Прим. Goblina
[66]
Тонкость юмора определяется уровнем интеллекта. Чем умнее человек, тем тоньше юмор. И, кстати, по тонкости шуток наличие или отсутствие ума определяется безошибочно.
Тупизна шуток – она не есть «принадлежность тюрьмы». Достаточно послушать анекдоты из народа в исполнении представителя этого самого народа, где концовка чудовищно тупорылых анекдотов – непременно рифмованная, а рассказчик эту концовку повторяет минимум трижды, чтобы до всех слушателей дошло – над чем же надо смеяться.
Столкновение с собственным народом – оно многих повергает в шок, да. – Прим. Goblina
[67]
В смысле – на верхних нарах возле параши. – Прим. Goblina
[68]
Это, однако, с какой стороны посмотреть. Переполненность следственных изоляторов имеет и другую, ничуть не менее вескую причину.
Сроки производства следствия по уголовному делу устанавливаются законом. Например, определён срок следствия в два месяца. Неспециалисту может показаться, что это очень много. Специалисту совершенно очевидно, что за два месяца вообще практически ничего нельзя успеть – настолько неповоротлив механизм делопроизводства.
Итак, дело возбуждено, следователь приступил к работе. Для работы необходимо постоянно встречаться и беседовать с подозреваемым в совершении преступления, с потерпевшим, со свидетелями. Совершенно очевидно, что подозреваемый не имеет ни малейшего желания встречаться со следователем – зачем ему это надо? В тюрьму побыстрее попасть? Ни один вменяемый гражданин этого не хочет. И вот следователь пишет повестки, а подозреваемый – их яростно игнорирует. Может, умышленно. Может, просто времени нет – работает человек, некогда ему со следователем встречаться.
Следователю и то и другое – глубоко по барабану. Следователь – он чиновник, и занимается не самоутверждением, а предписанными законом процедурами. Уголовное дело надо закончить в установленный законом срок, а значит – надо сделать так, чтобы подозреваемый в любой момент был под рукой. Его (подозреваемого) можно доставлять принудительно. По поручению следователя занимаются этим, как правило, оперативники, которым это сильно не нравится и у которых своих забот хватает. В особо непростых случаях этим может заняться ОМОН или СОБР.
Так, например, гражданину Собчаку в своё время следователь прокуратуры выписал 38 (тридцать восемь) повесток, ни по одной из которых бывший мэр на беседу к следователю не явился. Тогда гражданина принудительным порядком доставили в прокуратуру – с помощью спецподразделения. Конечно же, это было грубейшим попранием прав! Гражданину Собчаку немедленно стало дурно и заботливая жена тут же умчала его за границу – подальше от проклятой прокуратуры.
Граждане попроще прятаться от правосудия за границей не могут, но тоже игнорируют его изо всех сил. Ну так вот чтобы такого не происходило, подозреваемого значительно проще «закрыть» в следственный изолятор, где он всегда будет под рукой, а на допрос его в точно обозначенное время приведёт конвой.
Через некоторое время следователь понимает, что это – наиболее эффективный способ обращения с подозреваемыми, и начинает закрывать уже всех подряд – во избежание. Вот так и наполняются СИЗО.
Кроме того, следует знать, что срок следствия, обозначенный законом в два месяца, в случае необходимости могут продлевать. Например, с двух месяцев – до года. А реальный следователь – это не «детектив Каменская», а простая тётенька, у которой кроме уголовных дел есть ещё живой муж и дети, которые тоже требуют внимания ничуть не меньшего, чем сидельцы в СИЗО. Рабочий день – он тоже имеет начало и конец, плюс ещё выходные бывают.
Вот так отовсюду по чуть-чуть, а в итоге люди в камерах – как шпроты в банках. – Прим. Goblina
[69]
Тяга к знаниям – она естественна для любого человека. А если от этих знаний зависит твоя судьба, тяга становится неудержимой.
Сбор оперативной информации необходим в любой социальной организации – будь то ЮКОС или тюремная камера. Людям, стоящим на вершине иерархической пирамиды, жизненно необходимо знать, чем дышит коллектив, о чём думают люди и что именно хотят сделать. Не зная этого, руководить коллективом невозможно.
Именно поэтому любое руководство занимается оперативными мероприятиями – подслушивает и подсматривает, собирает слухи и сплетни, анализирует оные и приходит к определённым выводам, каковые указывают направления к действиям.
Именно сбор и обработка самой разнообразной информации, а не чтение стихов Мандельштама, помогает складывать цельную картину окружающей действительности.
За спецконтинегентом же наблюдать всегда интересно. Яростно отрицая дурацкие государственные законы и питая лютую ненависть к милиции как таковой (ужаснись: там Людей допрашивают!!!), как только доходит до самих – немедленно начинают строить своё собственное микрогосударство: с правительством (воры), милицией (сбор информации), судами (сходняки-правИла), армией (бойцы). При этом считают, что так и должно быть.
Цирк на конной тяге. – Прим. Goblina
[70]
Что характерно, «для тех кто в теме» – шутка смешная. – Прим. Goblina
[71]
Шутить можно как угодно. Понимать лично тебя никто не обязан. Равно как и ты – других. – Прим. Goblina
[72]
Несмотря на древность, история татуировок незатейлива и понятна. Люди разрисовывают себя татуировками испокон веков. Ими украшали себя солдаты римских легионов, разрисовывали себя викинги, на протяжении тысячелетий заботливо колют и режут себя папуасы. Ну и на зонах народ не отстаёт.
По фене татуировка называется мастюха. Зачем она нужна? Из названия можно догадаться: для того, чтобы обозначить масть. В условиях лагеря, где ты не можешь носить шмотки от Гуччи, гонять на «шестисотом» или прохаживаться в мундире и при адмиральских погонах, татуировка – одно из основных средств демонстрации и определения статуса. Что характерно, по смыслу ничем не отличающееся от часов «Ролекс» или автомобиля «Роллс-Ройс».
Статусных татуировок немного. К ним относятся: погоны на плечах, многоконечные звёзды на ключицах, кресты на коленях, изображения различных видов котов. Все они определяют людей крайне серьёзных, подпадающих категорию «отрицалова» – решительно отрицающих любые установки администрации в местах лишения свободы. – Прим. Goblina
[73]
Точка зрения, конечно, интересная. Однако по различным наколкам легко и без затей можно определить судим гражданин или нет, по какой статье судим, сколько совершил «ходок», в какой категории сидельцев числится. Это не так сложно, как может показаться.
Безусловно, мастюхи – не погоны. Строгая регламентация, ясен пень, отсутствует – никто не пишет уставов, определяя тип наколки, её размер и расстояние от края до ключичной кости. «Единого регламента» нет, и поэтому плодятся различные идиотские рассказы типа «во всю спину собор, и сколько на соборе куполов – столько и ходок». Что, однако же, никак не мешает наносить на себя определённые, понятные для своих знаки.
Видишь в бане гражданина со звёздами на ключицах – это как минимум серьёзный уголовный авторитет. Видишь в бане гражданина со смешным чёртом на ягодицах, подкидывающим при ходьбе лопатой «угля в топку» – перед тобой пассивный педераст. Причём первая татуировка сделана добровольно, а вторая – насильно.
Татуировки не «ушли» ни в какое прошлое. И не уйдут никогда. Они просто вместе со всей страной переживают революционный перелом. Ибо и далее все будут украшать себя точно так же, как и раньше: и матросы, и мотоциклисты, и десантники, и – уголовники.
По причине революционной же вакханалии отсутствует и спрос за татуировки, которые «не положены». Но это тоже временно. – Прим. Goblina
[74]
Слово в слово то же самое можно сказать про абсолютно любого обожателя татуировок, пирсинга, шрамирования. Тюрьма тут, как можно догадаться, абсолютно не при чём. Дело не в отсутствии свободы, а в отсутствии мозга. – Прим. Goblina
[75]
Скорее всего, ему не столько стыдно, сколько не нужно обозначать перед окружающими свою принадлежность.
При других обстоятельствах – заголится с удовольствием, и жути нагонит – мама, не горюй. – Прим. Goblina